Л. Вайсфельд: Гомоляко бросил в меня клюшкой и попал на миллион

Леонид Вайсфельд двигался с другого конца холла гостиницы в шлепанцах на босу ногу. Руководителя клуба КХЛ нечасто встретишь в такой обуви. Но генеральный менеджер «Салавата Юлаева» имел право. День давно перетек в вечер, осыпав небосвод множеством светящихся пуговиц и несколько усмирив городскую суету. Для генеральных менеджеров, впрочем, время суток — штука относительная. То кубковый матч завершится за полночь, то переговоры затянутся, то журналисты в вечернем сумраке возникнут.

Вайсфельд, всегда доступный для СМИ, вдруг на полгода исчез из медиапространства. Рассказывали, что причиной тому президент «Салавата» Сергей Молчанов. Того якобы насторожили высказывания генменеджера о методах селекционной политики СКА. Опасаясь немилости могущественных начальников питерского хоккейного клуба, тот на всякий случай запретил своему подчиненному общаться с прессой — «как бы чего не вышло». Заговорить Вайсфельд решил синхронно разговорам об уходе Молчанова из «Салавата»…

— Да нет, никто мне не запрещал, — напористо-ироничная интонация Вайсфельда неповторима. — Просто президенту клуба не понравилось одно мое интервью, на мой взгляд, абсолютно нейтральное, а я очень щепетильно к этому отношусь. Подумал: «Кто знает, что в следующий раз не понравится…» — и взял обет молчания. Это же работодатели…

На клубную кухню былой арбитр вернулся шесть лет назад после небольшого вынужденного отпуска, который коротал за гарнитурой телекомментатора. За короткое время сначала в Новокузнецке, затем в Екатеринбурге он сколотил команды, становившиеся открытием чемпионатов. Но даже сделавшись серьезным клубным начальником в такой структуре, как «Салават», Вайсфельд не стал душить в себе талант шикарного рассказчика.

Его можно слушать часами. Наш диктофон, в частности, выдохнул лишь спустя 139 минут после включения.

«Автомобилист» с карбоновой крышей

— Шуми Бабаев уверял нас, что возьмет трубку даже в три ночи. А вы?
— Я тоже. Мой телефон выключается только в полете. Раз человек восьми утра не дождался, значит, ему очень нужно. Но в это время в основном наши «буржуи» звонят.

— Вы об энхаэловцах?
— Об агентах, живущих в Северной Америке. Только по голосу вспоминают о существовании другого полушария. «Ой, ты спишь?..» — «Уже нет». Поздние звонки в клубах — это нормально. Я, например, если очень нужно, могу ночью позвонить видеооператору: «Пришли фрагмент». Он пришлет без возмущений.

— Вы однажды порадовали историей про игрока «Кузни», у которого имелись три джипа, кошка, но жил он при этом в съемной квартире.
— Было такое.

— В связи с этим вопрос: многие хоккеисты не умеют распоряжаться большими деньгами?
— Таких, как тот, — меньшинство. В основном ребята грамотно вкладываются. Если агент хороший, тоже подскажет.

— Куда обычно несут?
— Раньше — в недвижимость. Теперь не знаю, насколько это актуально. Кто-то «пифы» выбирает.

— Паевые инвестиционные фонды.
— Нынче парни продвинутые. Хотя кто-то с первых нормальных денег банально «Мерседес» покупает. В Екатеринбурге был игрок уровня КХЛ/МХЛ. Ему навалили, он тут же взял BMW Х6 с карбоновой крышей.

— Губа не дура.
— Я тоже подумал: «Ничего себе!» Я к подобным вещам в исполнении молодых отношусь настороженно.

— С любителем карбона отношения сложились?
— А при нас его в «Автомобилисте» уже не было.

— Лихо…
— Нет, он до нашего прихода ушел. Если мне не нравятся такие вещи, это не значит, что такого человека я выкину из команды.

Разложил на столе доллары, жена глаза округлила: «Что это?»

— На чем сам генменеджер «Салавата» ездит?
— На «Рендж Ровер».

— Неплохо.
— У меня всегда были машины дороже, чем я могу себе позволить.

— Любопытная позиция для взрослого человека.
— Что есть, то есть. Тратил деньги на понравившийся автомобиль, даже если приходилось ущемлять себя в чем-то другом.

— Популярная в последние годы позиция, порожденная автокредитами.
— Я свой первый автомобиль купил, отсудив чемпионат Европы. Разложил дома на столе полученные деньги, жена глаза округлила: «Что это?» «Доллары…» — отвечаю.

— Тогда их немногие видели.
— А тем более держали в руках. «Ой, они такие, да? — жена перебирала купюры. — И что ты с ними делать будешь?»

— Что сделали?
— Купил машину — «Москвич 412».

— Прямо как герой «Бриллиантовой руки» — новую модель.
— Более того: «сельский» вариант — с рессорами. Сумасшедший агрегат. За четыреста долларов взял, трехлетним. Но отъездил недолго.

— Рессоры сломались?
— Просто машины часто менял. Когда судил за границей, обратно зачастую своим ходом добирался — на купленном там авто. Ездил полгода и продавал.

— Максим Сушинский, в свое время гонявший машины из разных стран, в итоге открыл автосалон…
— Я не зарабатывал на этом. Разве что немного экономил. Дело мне не раз предлагали открыть, не только автосалоны.

— Почему не решились?
— Есть такая фраза: «Если одной рукой вы ведете машину, а второй обнимаете блондинку, значит, плохо делаете и то и другое». То есть серьезно заниматься можно чем-то одним. Вторым может быть только хобби.

Преподаватель физкультуры, тренер по хоккею

— С хоккеем вас отец породнил?
— Да, привел в школу московского «Спартака». Мы жили рядом с Ширяевым полем — на расстоянии шести трамвайных остановок от «Сокольников». Вопроса выбора команды не стояло. Отец сам играл в хоккей и футбол — на любительском уровне, но с душой. Мне, кстати, передалось его отношение.

— Как, наверное, и коньки с клюшками передавались — они тогда дефицитом были.
— С коньками, да, серьезная проблема имелась. Только большие размеры можно было отыскать. Находили, допустим, «гаги» 38-го размера, а у ребенка 34-й… Пока нога дорастала, играли в шерстяных носках. Порой по четыре пары натягивали.

— Но до «основы» «Спартака» вы так и не дотянули…
— Нет. В НХЛ тогда никто не уезжал, клубную прописку тоже редко меняли — текучка состава минимальная. Молодым это, конечно, большие сложности доставляло. Люди по пятнадцать лет за команду выступали, колом не вышибешь. А тем более тот «Спартак» с Шалимовым, Якушевым, Шадриным…

— Серьезная компания, не поспоришь.
— Простой вызов на общую тренировку с ними для любого из нашей «молодежки» был целым событием. Две недели потом обсуждали.

— Каким был хоккеист Вайсфельд?
— Большой — 187 см. Имелись вес, катание… Центрфорварда играл, но понимал, что далек от звездного уровня. Возможно, через три-пять лет с такими данными я бы попал в первую лигу, но…

— Тянуть не стали…
— Все заканчивали в тридцать, и на этой отметке пришлось бы вновь искать работу. Рассудил, что не стоит терять время, тем более что я уже учился в ГЦОЛИФКе.

— Государственный центральный ордена Ленина институт физической культуры.
— Будучи студентом первого и второго курсов играл за «молодежку». Дальше возникла дилемма: если в главную команду не брали, нужно в первую/вторую лигу ехать, — а это чревато службой в армии. Второй вариант — продолжать учиться.

— Что предпочтительнее.
— Вот я и выбрал кафедру хоккея. Так что я дипломированный преподаватель физкультуры, тренер по хоккею.

— С диплома часто пыль сдуваете?
— Только когда на новую работу устраиваюсь.

— У человека с таким именем просят диплом?
— Начальнику отдела кадров не важно, кто я такой. Написано, что генеральному менеджеру при трудоустройстве нужен документ о высшем образовании, — значит, нужен. У меня диплом кандидата наук.

— А где прошла тонкая грань перехода учителя физкультуры на служение хоккейной Фемиде?
— История витиеватая. Я работал в «Крыльях», 1970 год рождения тренировал: Виктор Гордиюк, Дима Ерофеев… Отец одного из мальчиков, общественник, судейством занимавшийся, как-то говорит: «Турнир надо отсудить, а у нас народу не хватает».

— Вот он, поворотный момент судьбы?..
— Нет, я общественнику отказал. «Как команда без меня? — говорю. — Могу более интересную кандидатуру предложить: Шамиль Шакиров, мой друг, он сейчас без работы сидит».

— Шакиров потом много лет судил.
— Вплоть до Олимпийских игр, на всякий случай. А я желанием не горел. Только спустя три года впервые за свисток взялся.

— Что три года делали?
— Работал в СДЮШОР «Крылья Советов». Когда срок обучения в институте подходил к концу, меня хотели оставить на кафедре, но ставок преподавателя не было. «Возьмем старшим лаборантом», — предложили. Альтернатива не устроила, и я пошел работать в «Крылья».

— Тренером?
— Фактически да, но получал ставку инструктора.

— Как-то у вас не заладилось со ставками…
— Подвох еще в чем?.. Если тренер подготовит хорошего хоккеиста, у него повышается категория и, соответственно, оклад. А у инструктора четкая ставка — 110 рублей. Больше получить нереально. Даже если Уэйна Гретцки воспитаешь.

— Воспитать Уэйна Гретцки за 110 рублей — только в Союзе такое возможно.
— Кушать тем не менее хотелось. Поэтому, когда в институте предложили открывшуюся ставку преподавателя, я пошел на разговор к Игорю Дмитриеву.

— Тогдашнему главному тренеру «Крыльев».
— Игорь Ефимович неделю думал, но не надумал: «Ставки тренера пока нет. Возможно, появится через месяц…» «А возможно, через год… — размышляю про себя. — Институт тоже ждать не будет».

— Ушли, в общем.
— Институт ведь чем еще хорош — там график щадящий. Провел занятие — и три-четыре часа свободен. А когда узнал, что в силе предложение «общественника» о судействе, решил попробовать.

В Первую лигу не пустили, во вторую не рекомендовали

— С первенства Москвы начали?
— С низов все начинают. Отсудил хорошо уровень — тебя поднимают на ступень. Шаг за шагом одни до Олимпийских игр доходят, а другие так и остаются на уровне «Золотой шайбы». Я за пять лет до чемпионата России дорос.

— Оперативно.
— В судействе сложная схема карь­ерного роста. Сначала проходишь все ступеньки лайнсменом, потом главным. Перескочить с одного на другое нереально.

— Вы умудрились.
— Сначала мне говорили: «Ты большой, высокий, сможешь драки разнимать — будешь линейным». Я разнимал, меня подбадривали: «Скоро в международники выбьешься!» Но мне это было не по душе: «Посмотрите меня на главного, не хочу быть лайнсменом».

— Смело.
— До меня этот вопрос ребром никто не ставил. Но если не нравится, зачем мучиться? «Не получится главным, — говорю, — займусь чем-нибудь другим».

— Заниматься другим не пришлось.
— Мне дали матч «молодежек» ЦСКА и Ярославля. На стадионе комиссия ветеранов судейского корпуса — человек 8—12. После игры чуть ли не до драки спорят в коридоре. Иду мимо, в судейскую — замолкают. Прошел чуть дальше — опять завелись.

— О чем спорили?
— Я с этим же вопросом на следующий день к Алексею Изместьеву.

— Он сейчас в Федерации хоккея Московской области работает.
— А тогда мы вместе трудились в институте, и параллельно он судил по высшей лиге. «Одни были уверены, — объяснял Изместьев, — что тебя надо сразу на первую лигу назначать. Другие — что необходим опыт второй».

— Чья взяла?
— Ни чья. Меня рекомендовали к работе в первой лиге, но члены комиссии решили уточнить: «Что судил Вайсфельд?» Им отвечают: «Ничего». В итоге в первую лигу меня не пустили, во вторую не рекомендовали. Весь следующий год я опять судил первенство водокачки.

— Как это по-нашему…
— На следующий год опять слышу — из-за меня ругань. Тут уже остановился. «Буду, — говорю, — вторую лигу судить, а то вы опять меня потеряете».

— Обошлось?
— Да. К тому же вторую лигу я судил недолго — матчей пять от силы. В тридцать лет был самым молодым в турнире. Моим помощникам — по сорок — сорок пять.

— Ярко.
— Приезжаем куда-то, люди подходят: «А где ваш главный?» В лицо немногие знали.

На прием к Пугину

— Как главный судья сколько получали?
— Пятьдесят рублей за игру в высшей лиге.

— Почти половину месячного оклада старшего преподавателя Института физкультуры.
— Ага, за два часа на льду, напомню! В месяц семь-восемь встреч обслуживал — больше всех, кстати. Обычно арбитры по четыре-пять назначений получали.

— Неординарные матчи случались?
— Вот вам одна из самых ярких историй в моей карьере. Отсудил первый круг плей-офф. Наум Резников, царствие ему небесное, говорит: «Второй ты не судишь».

— Он тогда судейской коллегией руководил.
— Да. Приезжаю домой — звонок, его голос: «Завтра в Нижнем работаешь». Смотрю на часы — 22.00: «Наум Лазаревич, мне уже не уехать». Он в ответ: «Телефон не занимай!»

— Интригующе…
— Через два часа перезванивает: «В шесть утра за тобой придет машина». Я пошел собирать форму…

— По какому поводу аврал?
— В Нижнем — дикий скандал! В серии с «Трактором» жутко не понравилась работа Александра Балина из Екатеринбурга. Встали в позу: «Нужен другой судья!»

— Которому пришлись просыпаться очень рано…
— В шесть утра черная «Волга» ждала напротив подъезда. За рулем водитель, на заднем сиденье человек в костюме. Галстук, на лацкане пиджака — значок…

— Статусный, видимо.
— А я в тренировочном костюме, кроссовках. Оделся, чтобы удобно было ехать. Едем, молчим, столбы за окном мелькают… Водитель выворачивает на сплошную, втопил, стрелка до 130 упала.

— Один из нас «Жигуль» эксперимента ради как-то разогнал до 170 км/ч — это реально страшно.
— Тогда вы меня поймете. Скорость высокая, но не запредельная, а ощущение, что взлетаем!

— Любимый отечественный автопром.
— «А если ГАИ?» — поворачиваюсь к человеку со значком. Тот невозмутим: «У нас без права проверки документов».

— Кто сидел рядом?
— Как зовут, я не узнал, но это был руководитель представительства ГАЗа в Москве.

— Уровень!
— Он, наверное, даже не представлял, что это за персонаж в кроссовках рядом с ним, которого нужно было доставить в Нижний. На подъезде к городу говорю: «Мне срочно нужна кассета со вчерашней игрой — понять, что там произошло». Человек не согласен: «Едем к Пугину».

— Бывшему министру автомобильной промышленности СССР?
— Ага. В тот момент он был президентом ГАЗа.

— Эко вас хоккейная занесла…
— Вот и я говорю: «Не поеду: я в трениках, небритый». Человек непреклонен: «Мне велено».

— Исполнительный.
— Привозят к Пугину. В приемной по десять человек с каждой стороны стоят по стойке смирно. Появляется Николай Андреевич, болельщик сумасшедший. «Леонид! — возмущается. — Вы знаете, вчера этот свистит, а тот бежит, а этот ему не дает… Как так можно? Это же безобразие!»

— Это он про наш автопром?
— Я тоже мало что понял. Только Пугин уходит, на меня надвигается свита: «Сегодня будет как вчера?» «Сегодня будет хуже!» — отвечаю. Они глаза вылупили: кого им привезли?

— Дерзко.
— Наконец доезжаю до базы. Снятый с игры Балин вскакивает: «Леня, слава богу! Никто не хотел судить эту игру». «Да что там такое?» — «Там убийство!» — у Балина аж глаз задергался. За два часа до матча я наконец нашел кассету, стал смотреть.

— Что увидели?
— А ничего особенного. Просто после каждого удаления игроки стали «пихать» арбитру. Мне достался третий матч серии.

— Решающий.
— Играли до двух побед, счет был равным: 1—1. Под конец игры удаляю Гомоляко. Подъезжаю к судейскому столику и периферическим зрением чувствую, как Сергей целится в меня клюшкой — в городки решил поиграть. Успеваю наклониться, клюшка пролетает выше и врезается в борт. Решение очевидное: Гомоляко — до конца. Честно, не помню, кто выиграл тогда…

— «Торпедо» — 4:2, а серию 2—1.
— После матча кладу рапорт на подпись Роберту Черенкову, он тогда РХЛ руководил. Смотрю: «Гомоляко наказан на 1 млн рублей». До деноминации смешная сумма.

— Что-то около нынешней тыщи.
— Да за такие деньги я бы и сам в кого-нибудь клюшку метнул.

— Повезло Гомоляко с «распродажей».
— Сейчас мы, кстати, в отличных отношениях с Сергеем. Могли даже поработать вместе, но не срослось.

Подписал контракт с «Торонто» и сразу стал «миллионером»

— Немногие арбитры, заканчивая карьеру, становятся скаутами, а вы ведь были скаутом еще когда судили…
— Просто из всего судейского корпуса страны только мы с Костей Комиссаровым знали английский. На чемпионате Европы подходит человек: «Леонид, я три слова по-русски знаю: “два“, “большой“, “водка“».

— Обычно иностранцы другие слова воспроизводят.
— Посмеялись, дальше серьезно. «Нам, — говорит, — нужен человек в России, который работает в хоккее и говорит по-английски». Я напрягся: «Время сложное. Может, они меня в шпионы вербуют».

— Романтика…
— Через две недели звонок: «Это Андрес Хедберг». «Кто?!» — я подскочил. Хедберг для меня по тем временам был как Борис Ельцин — не меньше.

— Этот швед 22 сезона в НХЛ проработал скаутом — «Рейнджерс», «Торонто», «Оттава»…
— Причем одним из лучших скаутов. Я был в шоке. «Через неделю я прилетаю в Москву, — продолжает Хедберг. — Тебе удобно будет встретиться?» «Мне? Удобно? — думаю. — Да я в любое время дня и ночи на такую встречу сорвусь!» Он меня еще фразой повеселил: «Я-то тебя узнаю, а ты меня?»

— Не разминулись в итоге.
— Диалог проходил в форме собеседования в ресторане. Андрес спрашивает: «Леонид, кто сейчас самый сильный российский игрок?» «Павел Буре», — отвечаю. Шел 1990 год… «А еще?» — «Каспарайтис». Смотрю, у него глаза расширились.

— Повар с перцем переборщил?
— Мы еще ничего не заказали. Он откашлялся. «Каспарайтис, — говорит,— в рейтинге Europe Sport Service стоит первым номером».

— Удивили видавшего виды.
— А я как ни в чем не бывало продолжаю: «Дарюс — отличный защитник, но мне больше Борис Миронов нравится». Хедберг опять замер: «Как интересно… Мне тоже…» Только затем отложили бумаги и решили что-то заказать.

— Удачно поужинали?
— Неплохо. Я подписал контракт с «Торонто» и сразу стал «миллионером». Мне платили пять тысяч долларов в год плюс суточные.

— По тем временам — благодать.
— Эти деньги дали чувство свободы в основной работе. Понимал, что, если завтра «попросят» из судейства, финансово это не станет критично для семьи. Не напрягался по пустякам, вел себя более раскованно.

— Например?
— Мог перед игрой зайти в судейскую, взять составы команд.

— А что в этом такого?
— Это сейчас ничего — они перед матчем в каждом пресс-центре стопками лежат. А тогда их нужно было клянчить. Максимум позволялось — переписать.

— Какие интересные времена мы упустили в хоккее.
— Тогда многие арбитры подрабатывали на стороне. А поскольку не каждый руководитель отпустит человека судить матч, старались выбирать работы вроде электрика — со свободным более-менее графиком.

Думаю: «Кудашов звездняк поймал» — но тут на нас несется три десятка фанатов

— «Торонто», наверное, после такого космосом показался…
— Именно! Другая планета! Как-то стою у раздевалки в «Мейпл Лифз Гарден». При входе — охрана. Только хочу объяснить, кто я такой, они мне знаком показывают — проходи. Всех осматривают, меня даже не попытались.

— Приятно.
— Дальше — больше. Подходит журналист: «Можно записать с вами интервью? Только я русский плохо знаю. Разрешите, я буду спрашивать на русском, а вы отвечать на английском?» «Нет проблем, — говорю. — Но вы ничего не перепутали? Уверены, что вам нужен именно я, Леонид Вайсфельд?»

— Не ошибся?
— «Вы ведь европейский скаут «Торонто»?» — уточнил он. «Да», — киваю, а сам недоумеваю: «Откуда он знает?!»

— Хоккейный город хоккейной страны…
— У них в плане освещения жизни команды все на сумасшедший уровень выведено. На обычную тренировку 10—12 камер съезжаются, еще 15—20 пишущих журналистов. Причем камеры даже не увозят.

— Оставляют на стадионе?
— Да, в специальной комнате. На следующий день новая тренировка — чего туда-сюда таскать?

— Как можно делать интересные репортажи, освещая каждую тренировку?
— Я с тем же вопросом к Кудашову — он в тот момент пытался закрепиться в «основе» «Торонто». Алексей ухмыльнулся: «Гилмор, — пишут, — на утренней раскатке прошел по флангу, бросил и попал в штангу — наш бомбардир не в лучшей форме…»

— Смешно.
— Из двадцати страниц общественно-политической Toronto Sun шесть были о хоккее. Каждого игрока по косточкам разбирали. С тем же Кудашовым случай был. После тренировки он предложил поужинать. «Только, — говорит, — как выйдем из дворца — бегом в машину!»

— Почему бегом?
— «Фанаты, — объясняет, — прохода не дадут просьбами об автографах». Я про себя: «Ничего себе парень звездняк поймал! Да кому это нужно?»

— Заблуждались?
— Еще как! Только выходим, он выдыхает: «Не успели…» На нас неслась толпа из трех десятков человек. Кудашов каждому подписал карточки, форму. Они на него такими влюбленными глазами смотрели.

— У нас немногие знают, кто во втором звене играет.
— Я там не уставал удивляться. Как-то вечером зашли с Колей Антроповым в раздевалку. Темнота… Только фамилии игроков горят: над каждым шкафчиком специальная подсветка. Очень красиво. Причем раздевалка в форме ромба.

— Нетипично.
— Чтобы каждый вне зависимости от места мог видеть глаза любого из партнеров. «Мы идем в бой, — объясняли, — и должны видеть настрой товарища».

— Ух как…
— В НХЛ большое внимание личностным качествам уделяется. Нам в Союзе постоянно внушали, что все эти западники — алчные капиталисты. Что для них главное деньги и ничего больше.

— Врали нам в очередной раз?
— Я задавал вопрос: «Какая разница, что он за человек, если играет хорошо?» На меня недоуменно смотрели: «А коллектив, Леонид? Мы должны понимать, как он будет вести себя в коллективе!»

— Вот почему Радулова в НХЛ долго никто подписать не решался.
— Прежде чем оформить договор, там узнают все: как он с друзьями себя ведет, как к бабушке своей относится, не обижает ли кошек, кормит ли голубей. Меня это действительно впечатлило.

Как Федоров не перешел в «Торонто»

— Российская колония «Торонто» при вас формировалась?
— Сергея Березина, Николая Борщевского, Николая Антропова, Даниила Маркова я драфтовал. Насчет Саши Карповцева, царствие ему небесное, со мной консультировались перед обменом из «Рейнджерс». Диму Юшкевича взяли из «Филадельфии». Ну а Дмитрий Миронов был, кажется, российским первопроходцем «Торонто». А первым выходцем из СССР в истории клуба стал киевлянин Александр Годынюк.

— При том что владелец «Мейпл Лифс» Гарольд Баллард за несколько лет до этого был категоричен: «Русских в моей команде не будет никогда!»
— Рассказывали историю. Ему говорят: «В четвертом раунде мы можем взять Сергея Федорова. Это восходящая звезда мирового хоккея! Давайте сделаем исключение?»

— В четвертом раунде драфта-1989 «Торонто» под 66-м номером взял американца Мэтта Мартина, чья карьера в НХЛ составила 76 матчей. Федорова «Детройт» взял 74-м.
— Все потому, что позиция Балларда была такова: «В команде не должно быть русских, негров и индейцев».

— Толерантно.
— Годынюк и Миронов появились уже после его смерти.

— Скаутом, однако, вы недолго пробыли…
— Я балдел от скаутинга, но был момент: мне хотелось принимать решения, а я ограничивался лишь консультациями. Последнее слово оставалось за генменеджером.

— В клубах НХЛ на них многое завязано, если не все.
— Только этим роль скаута меня не устраивала. Говорю, например: «Это игрок первого раунда». Мне отвечают: «Пятого!» На драфте-1994 настаиваю: «Берем Королюка!» Отвечают: «Он маленький и плохо катается».

— Королюк плохо катается?..
— «Не волнуйся, — успокаивали меня, — мы его в шестом заберем».

— Его и взяли в шестом, только в «Сан-Хосе».
— Костя Крылов, питерский скаут, с которым мы друг у друга воровали игроков, работал на «Шаркс» и момента не упустил. Хедберг через год подходит: «Знаешь, кто стал лучшим снайпером МЧМ-1995? Королюк! Я ошибся, ты был прав…»

— Не прошло и нескольких лет, а уже Хедберг кается перед Вайсфельдом.
— Тем не менее мне хотелось принимать решения. Стать генменеджером в НХЛ — нереально, а в России еще никто не понимал, в чем их роль.

— До сих пор, кажется, не все понимают.
— Сейчас получше. А раньше они и билетами занимались, чуть ли не коньки точили. Я же знал специфику и стал одним из первых генеральных менеджеров страны. Николая Соловьева, например, в Новокузнецк впервые я привез.

«О, Вайсфельд на трибуне! Михайлов хоккей не увидит»

— С телевидением как судьба связала?
— На чемпионате мира, по-моему, 1996 года я был резервным судьей финала. Сергей Ческидов предложил прокомментировать этот матч. «Я же резервный!» — возражаю. «Ну ты один период посиди». Начинается игра, он расспрашивает: «Правда ли, что это так?» «Нет, эдак», — говорю. «А вот это, — продолжает он, — белое?» «Нет, — отвечаю, — черное».

— Вредничали, в общем.
— Да, говорил все наперекор. Когда проанализировал эфир, подумал, что меня больше никуда не позовут.

— Ошиблись.
— Позвонили, когда я из «Кузни» в «Ладу» перешел: «Леня, поехали на чемпионат мира комментатором». В Тольятти были не против: «Все равно едешь игроков смотреть». Второй раз пригласили в 2009 году, после «Атланта» — год отработал на «России 2».

— Ваш уход, помнится, сопровождался множеством «недовольных» заметок в СМИ, одна из которых называлась «Спасти комментатора Вайсфельда».
— Фокус в том, что я никогда комментирование не воспринимал серьезно. Вот Сергей Гимаев тащится от процесса. Мне кажется, если ему не будут за это платить, а наоборот, брать с него деньги — он заплатит.

— Сергей Наильевич — человек заводной.
— Был случай. Прихожу на игру, сажусь рядом с Борисом Михайловым. Гимаев комментирует. Камера выхватывает нас с Борисом Петровичем, Наилич моментально: «О, Вайсфельд на трибуне! Михайлов хоккей не увидит».

— Мило.
— Я это в записи уже услышал, хохотнул. Для меня нет разницы, с трибун смотреть или из комментаторской.

— Из комментаторской еще и деньги платят.
— Смешные только. Для сравнения, видеогол-судья получал пять тысяч рублей за матч, комментатор — четыре.

— Поверьте, в журналистике это не самая плохая сумма.
— Благо я на них не жил. Но ваша профессия имеет свои преимущества. В 2010 году я, например, съездил на Олимпиаду. Еще и суточные получил.

— Эдакий тур с доплатой туристу…
— Более того: у «России 2» в Ванкувере была отличная позиция. Скажи мне: «Выбери любое кресло на стадионе» — я бы сел именно туда. Во время финала вообще красота. Подсел к Гимаеву со Скворцовым, надел наушники — с лучших мест смотрю главный матч турнира, США — Канада, о действиях которых мне в Северной Америке на русском языке вживую рассказывают одни из лучших комментаторов России.

|Личное дело

Леонид Вайсфельд

Родился 16 апреля 1960 года в Москве. Воспитанник ХК «Спартак» (Москва)

Образование — ГЦОЛИФК (кандидат педагогических наук)

1990—2001 — судья. 11 раз входил в списки лучших по стране. Трижды лучший арбитр России (1998, 1999, 2001) — приз «Золотой свисток» им. Андрея Старовойтова.

Судья международной категории. Судил четыре чемпионата мира, Олимпийские игры — 1998.

С 1990-го — скаут «Торонто», «Рейнджерс», «Монреаля».

Генеральный менеджер — «Металлург» (Новокузнецк), «Лада», «Химик», «Атлант», «Автомобилист», «Салават Юлаев».

В 2009 — 2010 годах — комментатор на ТК «Россия 2».