Вторая часть двухчасового интервью с обладателем Кубка Стэнли-2001, главным тренером "Авангарда" Бобом Хартли – о работе с омским клубом, уровне хоккея в КХЛ и отношениях канадского специалиста с Ильей Ковальчуком.
– Ожидали увидеть “Авангард” на втором месте в лиге к данному этапу?
– Куда бы я ни приходил – приходил становиться чемпионом. И для того, чтобы дать себе шанс на победу в последнем матче сезона, нужно занять как можно более высокое место в регулярке. Последний матч сезона – вот что важно, и именно он всегда является моей целью. Не первый, хоть мы и выиграли его у серьезного соперника – "Локомотива". И не десятый. Все эти победы – это здорово, но в мои годы, имея кое-какой опыт, я понимаю, что необходимо требовать от своей команды еще большего и продолжать улучшать ее игру. Потому что хоккей, который мы показывали в сентябре, может оказаться недостаточно хорош в марте и апреле, когда это потребуется для победы в Кубке Гагарина. И так думаем не только мы. Вполне понятно, что уровень хоккея в лиге будет повышаться по ходу сезона.
И все же такой старт нельзя не отметить хотя бы по тому, насколько я впечатлен отношением игроков "Авангарда" к выполнению своих обязанностей с самого первого дня что на льду, что в тренажерном зале. И это несмотря на трудности в связи с переездом из Омска в Балашиху. Неопределенность-то присутствовала и ее было более чем достаточно – у нас не было своего льда, не было своей раздевалки, не было своей тренажерки – не было ничего, но мы все же справились. За что парни заслуживают всяческих похвал.
– Так или иначе, вы опережаете СКА и ЦСКА, не говоря уже о других фаворитах.
– Не могу сказать, что ожидал этого. Хотя бы потому, что для меня в КХЛ все в новинку.
– Но вы же изучали лигу.
– Это да. За два года, что я работал в сборной Латвии – пересмотрел все матчи плей-офф КХЛ. Так что мне известно о Континентальной лиге гораздо больше, чем кто-то мог бы себе представить. Другое дело, что смотреть трансляции и работать с командой – абсолютно разные вещи. Но мне очень помогает мой опыт работы с "Цюрихом" несколько лет назад. Помогает в плане разницы в подходе, разницы в правилах, разницы в психологических аспектах по сравнению с Северной Америкой. С другой стороны, хоккей остается хоккеем, с какой бы стороны океана в него ни играли.
Прямо сейчас я трачу почти все свое время на изучение своей команды. Да, стараюсь следить за другими, просто чтобы знать их для себя, но на данном этапе цель нашего тренерского штаба – "Авангард". Сейчас мы должны сосредоточиться на себе и улучшить нашу игру. Мы не можем контролировать, насколько хорош или плох будет тот или иной соперник, встречающийся нам на пути, хотя и изучаем его слабые и сильные стороны. Пока нам куда важнее контролировать, как действует мы сами. "Авангард" может играть намного лучше. Когда добьемся этого – можно будет заняться соперниками.
– Сколько времени у вас обычно занимает изучение вашей команды?
– Замечательный вопрос, но дело ведь в том, что ты постоянно узнаешь что-то новое о своей команде. Что-то новое о каждом из своих игроков. Невозможно знать все, хоть и хотелось бы, и поэтому в начале тренировочного лагеря мы провели анкетирование, причем вопросы были составлены для каждого индивидуально, затем общались с каждым хоккеистом один на один. Для меня это очень важно.
– Что за вопросы были в этих анкетах и на интервью?
– Легче сказать, каких не было. Парни сами себя оценивали. Как хоккеистов, как игроков в смысле игры как таковой, как личностей – что они представляют собой как люди. Когда я встречаюсь со своим хоккеистом один на один, я хочу знать все: женат ли он, есть ли у него девушка, есть ли у него дети, кто его лучший друг, кто для него является кумиром. По мне – ты можешь научить хоккеиста, но ни за что не сможешь его мотивировать. Мотивировать можно только личность – в отрыве от хоккея. Когда мои ребята приезжают на арену – они, пока не облачились в экипировку, в первую очередь люди, а не спортсмены.
В Канаде я читаю лекции по мотивации для компаний о том, как управлять этими самыми компаниями, как управлять сотрудниками, как достичь успеха за счет команды. И для меня один из путей к нему – когда ты разделяешь сотрудника на, собственно, сотрудника, он же игрок, если мы говорим о хоккее, и личность. И одинаково хорошо знаешь его с обеих сторон. Я горжусь своим подходом. Горжусь тем, что хочу знать своих хоккеистов еще и как людей, причем так же хорошо и с этой точки зрения. Потому что так я буду знать, что заставляет их двигаться вперед в игре. Куда нажать.
Когда ты знаешь, что из себя представляет каждый из твоих игроков как личность, тогда и можешь помочь им поднять их уровень хоккейного мастерства. Таков мой взгляд, если говорить о том, чего не видно со стороны. А на льду, что можно рассмотреть, уже работаем по концептуальным вопросам. Что должна представлять из себя наша система, как мы применяем форчек, как обороняемся, как играем в спецбригадах, чего требуем от вратарей. Это все – компоненты, очень важные для концепции нашей команды.
Если игрок хочет поехать в НХЛ, он должен знать английский
– Трудно познать людей вокруг, если ты не знаешь языка.
– К счастью, я люблю языки и уже успел выучить немало русских слов. Пока не могу составлять предложения, но способен общаться с помощью жестов, рисуя что-то на доске или бумаге, используя ключевые слова из хоккейной терминологии. Ничего сложного. Ну, и мне повезло с тем, что у нас много игроков, которые говорят и на английском, и на русском: Пережогин, Широков, Бобков, Медведев немного знает английский, Березин неплохо говорит, как и все, кто когда-либо играл в Северной Америке.
Когда общаюсь, скажем, с Манукяном или другими хоккеистами, не знающими английского, с моей стороны это пока больше невербальное общение, но у меня есть Дмитрий Рябыкин и Сергей Звягин, которые могут донести до них все, потому что отлично говорят по-английски. Так что сложностей я не испытываю. И довольно быстро освоился. Конечно, это испытание для меня, но мне помогает то, что я работал в Цюрихе и немного изучил немецкий,а в Латвии – латышский. Я понимаю, что учить язык – моя обязанность. Очевидно, я буду далек от идеала в русском, но, по крайней мере, я дам понять игрокам, болельщикам, журналистам, что пытаюсь изучать местную культуру и язык. По-другому никак. Я уже трижды был в Кремле. Хочу изучить историю России. Я не только тренирую, а еще и познаю какие-то вещи. В этом – своя изюминка.
– Слышал, вы сказали нескольким игрокам, что им нужно выучить английский, поскольку это может им помочь в будущем.
– Это так. Если игрок хочет поехать в НХЛ, он должен знать язык. У меня было два замечательных игрока в Северной Америке – Йозеф Мара и Милан Хейдук. И оба приехали за океан, будучи совсем молодыми. Мара играл у меня в фарм-клубе "Колорадо", Хейдук появился в "Эвеланш" в 1998-м – мы вместе начали свою карьеру в НХЛ. Я не знал чешского, они не знали английского, других чехов в команде у нас не было, поэтому чтобы донести мысль, даже такую, как – во сколько мы улетаем, я рисовал. Рисовал им на доске самолет или автобус. Или даже еду. А потом пытался убедиться, что мы поняли друг друга.
Когда я в приехал в Цюрих, а это немецкоязычная часть Швейцарии, и пришел в ресторан, где никто ни слова не знал по-английски, понял, как себя чувствовали юные ребята из России, Чехии, Германии. При том что я-то был уже весьма взрослым – мне было что-то около 52 лет. И мне не надо было пробиваться в команду.
Мара и Хейдук – они ведь не понимали ни слова, ничего не знали об американской культуре, о маленьких площадках и при этом пытались биться за место в составе, будучи практически детьми. В Цюрихе я понял, как на самом деле тяжело может быть приезжающим в НХЛ молодым чехам, русским, немцам, швейцарцам.
Тренер, например, объясняет на тренировке упражнение, рисует его на доске и показывает, что делать, а игрок, если он не знает английского, может полагаться только на свои глаза. Уши ему ничем не помогут. И что тогда он делает? Идет в конец очереди, чтобы не завалить упражнение. А как тренеры обычно смотрят на эту самую очередь? Для них в первых рядах стоят лидеры, а в самом конце – разменные монеты, слабые хоккеисты. По мне – это несправедливо. У меня другой подход.
– Какой?
Если игрок чего-то не понимает – это не означает, что он слабый. Но это я. Вот я и стараюсь объяснять тому же Манукяну, Самохвалову, Яремчуку и другим – дайте себе шанс. Вам не надо в совершенстве знать второй язык. Но делайте хотя бы так, как я: если я вижу, допустим, телефон, как сейчас, то обычно спрашиваю, как это слово произносится по-русски. Слово за словом, и когда я оказываюсь в группе людей, которые не знают английского, и слышу знакомое слово – я хотя бы что-то смогу понять, у меня будет контекст. Не буду понимать все, но хотя бы "чуть-чуть" (чуть-чуть он произнес по-русски – Прим. "СЭ")
Я пытаюсь помочь ребятам достичь успеха. Если двери НХЛ перед ними когда-нибудь откроются, они вспомнят: "А ведь не зря мой старый тренер в "Авангарде" сказал мне учить английский". Моя работа помогать ребятам как на льду, так и вне его. Создавать семейную атмосферу внутри коллектива, включая врачей, менеджеров по экипировке, пресс-службу и всех остальных. Мы побеждаем все вместе и проигрываем все вместе. Таков мой подход, которым я горжусь.
– Возникает вопрос: кто из вашей команды может заиграть в НХЛ?
– Это вопрос на миллион долларов. Наперед никогда не знаешь. Некоторые игроки заинтересованы в том, чтобы играть в НХЛ, некоторые нет. Потому что КХЛ отличная лига. И я знал это задолго до того, как начал здесь работать. В последние годы у меня были переговоры с пятью командами из Континентальной лиги. Я ничего не знал о России и сомневался в том, что должен быть здесь. Ничего не знал о КХЛ. И когда приехал в сборную Латвии – посвятил немало времени изучению и тех вариантов, что были, и лиге как таковой.
В первую очередь меня поразило КХЛ-ТВ. Я смотрел передачи, матчи – они проводят отличную работу по популяризации хоккея. Наконец-то я увидел реальную картину, потому что в Америке о КХЛ либо ничего не говорят, либо говорят плохо. Если и дают какие-то новости, то только о проблемах с врачами, о невыплатах зарплат хоккеистам и тому подобном. Лига подается только в негативном ключе, любые связанные с ней темы изначально вызывают непонимание, даже неприятие. И никак не дают понять, что же там реально происходит. Смотришь на это, разговариваешь с игроками, но слышишь разное. Поэтому я не спешил с решениями. К тому же в тот момент у меня был большой бизнес-проект в Канаде, с которым надо было разобраться.
Вот во время последнего чемпионата мира я уже был свободен. Мои клубы выиграли шесть чемпионств в пяти разных лигах. И я понимал, что хочу завоевать седьмой титул в шестой лиге, будь то Бундеслига или КХЛ. Было бы хорошее предложение. После нашей победы над Германией на чемпионате мира мне позвонил Илья Ковальчук, чтобы поздравить, и сказал, что мной заинтересовались в Омске. Вроде бы он знал, что я отказался от всех предложений из КХЛ, что мне поступали, поэтому прощупывал почву. Так все и начиналось.
Уверяю вас: в КХЛ невероятный уровень хоккея
– Если говорить о новостях, вызывавших неприятие – вы читали колонку Райна Уитни, написанную по возвращении из ХК "Сочи"?
– Может быть. Я много чего читал.
– Тогда так: что было самым невероятным из того, что вы слышали о КХЛ?
– Мои родители растили меня, призывая не судить по тому, что я слышу, а по тому, что я вижу. Верить увиденному. И то, что я вижу здесь – сильно отличается от того, что я слышал. Может быть, то, что нравится мне, не понравится кому-то другому. Потому что для меня самое важное заключается не в лиге, не в стране, не в клубе, а в людях, с которыми ты работаешь.
Конечно, я хотел вернуться к тренерской работе, она у меня в крови. Но я хотел побольше узнать о ситуации в клубе, о том, чего ожидать. Прежде чем принимать чье-то предложение – мне хотелось знать, что я получу в итоге. Потому что мне нет нужды тренировать, просто чтобы заработать на жизнь. Я работал на радио и телевидении в Монреале, у меня прекрасный дом во Флориде, у меня несколько успешных компаний в Канаде, связанных с недвижимостью.
После того, как мне позвонил Ковальчук, Максим Сушинский и Александр Крылов встретились со мной – в день, когда мы со сборной Латвии проиграли сборной Швеции в четвертьфинале чемпионата мира. Уже после поражения. Встреча началась в полночь. И, по-моему, закончилась в 3 часа ночи. Но уже через 5 минут после начала встречи я понимал, что это люди, на которых я хочу работать. Я не работаю на клуб, я работаю на людей.
КХЛ – мощная лига, победа в ней – большой успех. "Авангард" – команда с большим именем. Знаковая. Мне важно было понять, совпадают ли наши взгляды и наши цели. Понял, что так оно и есть. Что это правильное место для меня. Мы строим целую культуру, создаем идентичность. Мы хотим, чтобы наши хоккеисты правильно нас представляли. И не только нас – всю лигу. У нас должен быть соответствующий имидж. Клуб – это не только то, что происходит на льду, это еще и работа за его пределами. Как у нас устроена логистика, как мы выглядим, как мы работаем в тренажерном зале, как мы общаемся с болельщиками и журналистами – это все важно, это часть культуры и идентичности. Мы должны быть семьей, в которую и наши болельщики входят. В этом мы с руководством сошлись. Так что я был очень рад взяться за такую глобальную задачу.
– Если вернуться к игрокам, которые могут заиграть в НХЛ, есть ли шанс, например, у Зернова или Михеева добиться успеха за океаном?
– Да. Потому что они будут постоянно прибавлять, поскольку проделывают невероятную работу над собой. И они не просто пахари, хоть и работают на износ, они изучают саму игру. Хотят понимать ее лучше. И мы работаем с ними над этим индивидуально. Не только с ними – со всеми. Нам сделали шикарную студию для видеоанализа с кучей мониторов и возможностей. Куда приводим парней после матчей, чтобы показать им индивидуальные разборы их игры. Или – на ноутбуке. И объясняем, что хорошо, что плохо, где лучше сыграть по-другому и как, чтобы они лучше понимали игру как таковую. И это делает их лучше. На самом деле в КХЛ полно хоккеистов, которые могли бы играть в НХЛ.
Я вас уверяю, здесь невероятный уровень хоккея. Помимо сильной молодежи здесь есть крутые ветераны, как Мозякин или Дацюк, у которых эта молодежь многому учится. Павел – потрясающий хоккеист, за которым я обожаю наблюдать. Все, что он делает, отдает высочайшим классом. При этом он боец и пахарь. Мы столько раз играли против него, когда он еще выступал за "Детройт", и всегда он вызывал у меня исключительно восхищение. У нас в команде есть Александр Пережогин – он одним своим опытом, тем, как старается помочь молодым, дает нам очень многое. Он понимает, что когда-то был молодым, и ему помогали ветераны, а сейчас он оказался в противоположной роли. Он ветеран. И он поиграл за океаном. Знает, что там за хоккей. А мы в "Авангарде" играем именно в североамериканский хоккей. И он очень сильно помогает мне в том, чтобы внедрить систему. Он практически мой ассистент.
– О североамериканском хоккее вы как-то рассказывали. Говорили, что не будете изменять своим принципам и отступать от привычных тактических расстановок из-за разницы в размерах площадки. Мол, эти дополнительные четыре метра…
– Не нужное нам пространство. Скажем так, плохой лед.
– Вот. Но "Авангард" же их использует.
– Конечно, мы их используем – но только если себе на благо. В каких-то ситуациях это плохой лед, в каких-то – хороший.
– Когда ваша команда с шайбой – хороший?
– Именно. Спросите у моих ребят про это, они вам легко объяснят, потому что все быстро поняли. Я делал так в швейцарской лиге, и это работало. Делал в сборной Латвии. Европейские площадки гигантские, просто гигантские. А это дополнительное пространство – это огромный кусок льда. С одной стороны, его можно использовать изобретательно, на пользу креативу, с другой – находясь там, легко оказаться в плохой позиции. Поэтому я пытаюсь научить своих ребят использовать дополнительные метры себе на пользу, но не идти туда тогда, когда это может стать нашим недостатком. Мы хотим, чтобы эти метры работали на нас всегда – и когда мы используем их с шайбой, и когда не используем.
– Многие тренеры и хоккеисты говорят, что хоккей в КХЛ и НХЛ – это словно два разных вида спорта. Вы, получается, с этим не согласны?
– Нет. Хоккей – простая игра. Если ты понимаешь базовые вещи – все просто. Наша система очень проста. Посмотрите хотя бы на то, как быстро мои ребята все поняли, как быстро они ее освоили. Само собой, можно еще лучше. И мы обязательно будем прибавлять с каждым новым видеоразбором, с каждой тренировкой. Конечно, останутся ошибки. Но хоккей в принципе соткан из ошибок. Идеального хоккея не существует. Всегда будут ошибки. Я принимаю это как тренер, мои коллеги принимают это.
Главное, чтобы наши хоккеисты работали в рамках системы и для нее. И при этом показывали свой максимум и получали удовольствие, в то же время изучая игру, прокачивая свои навыки. Мы должны развиваться все вместе. Нам, я имею в виду тренерский штаб, очень повезло. Мы тренируем не замечательных хоккеистов, а замечательных личностей. Как тренеру мне очень легко и весело работать с этой командой. Потому что это хорошие люди. Хорошие люди делают команду хорошей. Совсем не обязательно это должны быть сильные хоккеисты. Талант не гарантирует успеха.
Ковальчук не был эгоистом
– Есть тренеры, которые не дают своим игрокам права на ошибку. И есть те, кто закладывает в систему риск, поскольку креатив подразумевает ошибки. Вы к какому типу относитесь?
– Я всегда говорю своим игрокам: "Допускайте ошибки". Допускайте, потому что я тренирую уже 26-27 лет, и никогда не видел безошибочной игры. Я не верю в то, что возможно не ошибаться. Потому что хоккей – слишком быстрый вид спорта. Во время матча происходит столько разменов по позициям, столько всего происходит, шайба летает по площадке на огромной скорости. Иногда игра идет 6-7 минут без остановок. Поэтому всегда будут ментальные ошибки, физические ошибки, но это необходимо принять, пусть многие тренеры так и не делают. Если ты играешь на команду, если принимаешь систему – ошибайся, пробуя что-то необычное, я только за. Но я ненавижу эгоистичных игроков. У которых только "я, я, я". С такими невозможно побеждать. Побеждаешь ты за счет командных игроков. Но даже они будут допускать ошибки. Если вся жизнь – это черед ошибок, то как хоккей может их не содержать? Это невозможно! Только упрямые этого не понимают. А я принимаю этот факт. И никогда не буду сажать игрока на лавку за ошибку. Только за отсутствие дисциплины или несоответствие командной системе.
– Разве Илья Ковальчук не был эгоистичным игроком в начале своей карьеры?
– Он никогда не выпячивал свое "я". Он не был эгоистом. И я никогда не сажал его на лавку из-за ошибок.
– Я неплохо помню его до отъезда – по юниорским сборным. Он старался все сделать сам и не расставался с шайбой.
– Потому что он желал быть с этой шайбой и умел ей распоряжаться. Это большое качество. По умолчанию оно у игроков отсутствует. Многие люди в Северной Америке заранее списывали Илью Ковальчука много за что. А я считаю его одним из моих сыновей. Я люблю его! Он был невероятным молодым человеком. Когда речь идет про Кови, я все время называю его "паренек". Потому что он был именно что пареньком, когда я тренировал его. Когда мы разговаривали в последние разы, я говорил ему: "Парень, ты молодец". А потом исправлялся: "Извини, Кови, ты уже далеко не ребенок. У тебя четверо детей".
Но для меня он все тот же Кови – мой парень, мой сын. Он прислал мне очень трогательное сообщение пару недель назад. Это все идет оттуда – из того, что я не только пытался сделать из него классного игрока, но и учил его понимать, какова должна быть его роль, почему он должен быть прекрасной личностью и хорошим человеком. В НХЛ он был парнем с плакатов. Выиграл "Морис Ришар Трофи".
И я пытался научить ему тому, что он может быть еще лучше как игрок, но по-прежнему забрасывать столько же шайб. Он забивал очень много. Но вы же помните, какой у него был показатель полезности. Минус за минусом. Однако со временем он начал исправляться. Потому что я создал для этого определенную среду, в рамках которой от него были определенные ожидания. И персональные, и со стороны команды. Он менялся, становился более командным. Хотя и поначалу был командным. Просто он был очень уверенным в себе парнем, почему у многих и появлялось неправильное суждение о нем. Мол, он себе на уме, эгоцентрист, крайне эгоистичный.
Но – когда ты забрасываешь по 40 шайб за сезон, и посмотрите тут на Овечкина, Бретта Халла, того же Ковальчука, на тех, кто забрасывает очень много, у кого есть снайперский талант – тебе просто необходимо быть немного эгоистичным. Потому что когда шайба у тебя на крюке, ты должен верить в то, что можешь забить, что именно в твоем броске и заключается разница. И только тогда забьешь. Это не дефект, это положительное качество. Тебе нужен талант, чтобы взять на себе ответственность и сделать разницу. А когда тебе 21-22-23 года и ты можешь так – значит, ты очень особенный игрок. И Кови был таким. Когда в последние два года я работал в Латвии – не пропускал ни одного матча КХЛ. И всегда знал, когда будет играть СКА. И смотрел их игры почти с тем же чувством, с каким отец смотрит за игрой своего сына. Потому что люблю его!
Сакик – лучший хоккеист из тех, кого я тренировал
– Ковальчук – один из ваших сыновей. А кто еще?
– Мне постоянно попадались в работе парни, которые играли в правильный хоккей. С душой и сердцем. Я работал с Джо Сакиком, и он был лучшим хоккеистом из всех, кого я когда-либо тренировал.
– СуперДжо.
– У него было и другое прозвище – Обыкновенный Джо. Что многое о нем говорит. Он был прекрасным игроком и в то же время замечательным человеком. Это редкость. Он давно закончил, но был человек, который сумел его заменить в НХЛ после ухода – это Павел Дацюк. У них очень много общего. Оба играли просто, но в тоже время сложно. Удивительное качество. И оба всегда давали результат.
Я оглядываюсь назад, смотрю на свою карьеру и думаю – я ведь работал на фабрике по производству ветровых стекол. И не хотел тренировать. Не хотел, потому что не знал – как это нужно делать. Что нужно делать. Не хотел навредить своим подопечным незнанием этого. Потому что тренер должен помогать своим хоккеистам. Не они тебе, а ты им. Когда ты тренируешь детей, они ведь все ставят себе большие цели. Они мечтают играть в КХЛ или в НХЛ, мечтают стать новым Коннором Макдэвидом, новым Сергеем Бобровским. Хотят быть звездами. И им нужны тренеры, которые научат их всему, будут правильно тренировать. Научат не только хоккею – научат жизни.
Я горжусь тем, что быстро вникнул в суть. И чего добился. Смотрю на своих бывших начальников, смотрю на коллег и партнеров – на того Жака Клутье, с которым мы работаем вместе уже 12 лет, он мне стал братом, и думаю: не так много в мире тренеров, которые могли бы сказать, что побеждали в пяти разных лигах. При том что работали только в пяти. Но я отношусь к этому очень просто, поскольку понимаю, что ни один тренер не сможет сделать это самостоятельно. Потому что есть люди, которые наняли меня, понадеялись на меня, доверились мне, терпели меня и доверяли мне. И я везде ощущал эту поддержку – от них, от партнеров, от хоккеистов, от своей семьи.
Хотя будучи тренером, ты очень многое упускаешь в семейной жизни. Эта работа поглощает тебя, ты занимаешься своим делом круглые сутки. По ходу сезона я крайне-крайне редко беру выходные. А так – меня каждый день можно встретить на арене, где я провожу очень много времени. Потому что всегда должен быть готов. Мы же просим от игроков быть готовыми ко всему. "Готов, готов, быстро, быстро" (произнес это по-русски – прим. "СЭ"). И если хочешь от них этого, начинай с себя. К моменту, когда хоккеисты появляются на арене, у меня должно быть готово все: план тренировки, видеоразбор, состав, потому что как ты можешь требовать от игроков показывать лучшее, на что они способны, если не подаешь им в этом примера? Когда ты лидер, когда в твоих руках клубный флаг, требуй в первую очередь с самого себя.
– Любопытный подход. Мне интересно – все ваши самоустановки как-то связаны с тем, что вы никогда не играли в хоккей профессионально?
– Возможно, но я не могу этого знать наверняка. Да, я никогда не играл профессионально, но прошел хорошую школу жизни. Когда мне было 17, умер мой отец. Мы жили в маленьком городке с населением в 10 тысяч. Мой отец был одним из боссов в большой компании – на бумажной фабрике. Один из его партнеров пришел на похороны и сказал моей матери: "Четыре поколения Хартли работали на этой фабрике". В то время это была реально огромная бумажная фабрика. И добавил: "Мы бы хотели видеть у себя твоего сына, когда ему исполнится 18".
Я ведь собирался поступить в университет. Хотел стать педагогом. Потому что пока учился в средней школе, летом занимался как учитель с умственно отсталыми детьми. Мне это очень нравилось. Наверное, впоследствии мне это помогло. Будучи тренером, ты выступаешь в роли учителя. И мне нравится учить хоккеистов игре. Мне нравится показывать им нарезки их смен и объяснять, что можно было бы сделать лучше. Или работать с группой над взаимодействием. Так вот, после того разговора мама передала мне слова папиного друга. У меня была младшая сестра. И наша семья была очень близка.
В общем, мне пришлось отказаться от своих планов и пойти на фабрику. Меня там ждали и хотели видеть. Правда, через четыре года она закрылась. Но мне повезло найти другую работу – на другой крупной фабрике. В нашем городке их было две: бумажная и по производству ветровых стекол. На второй боссом был мой сосед. Он меня и устроил. На бумажной работало где-то 600 человек. На стекольной – примерно 500. Помимо того, что я играл во все командные виды спорта – американский футбол, бейсбол, хоккей, всегда был частью самых разных команд, мне еще и приходилось взаимодействовать на работе с огромным количеством людей. Это всегда командная работа. Я всегда был частью группы из как минимум 5-6 человек. В одиночку, в отрыве от коллектива, там никто не работал. Это дало мне понимание того, что такое командная работа в принципе. И то, что я любил учить людей, что любил коммуницировать и сотрудничать с коллегами, определенно мне помогло в тренерской деятельности.
Думал, что всю жизнь отработаю на фабрике
– Я слышал от одного хоккеиста, который выступал за "Финикс" времен Уэйна Гретцки в роли тренера, что у Великого была такая проблема: он выходил на лед на тренировках и показывал такие вещи, которые никто из игроков не мог повторить. После чего недоумевал. У вас подобная проблема наверняка отсутствовала – по крайней мере во взрослом хоккее. Ну, то есть ваши подопечные – вы никогда не играли на их уровне. В этом есть своя соль?
– Гретцки от природы дано такое, чего другим не постичь. Он на одних инстинктах делал то, чему невозможно научить. Не скажу за него, но в тренерской профессии, как, скажем, и в ресторанном бизнесе, огромное количество направлений. Каждый действует в своем. Как мне кажется, есть общие для всех вещи: тебе необходимо много общаться с игроками, тебе необходимо иметь желание выслушивать их, тебе необходимо иметь желание изучать их. Но такова моя философия. Другие тренеры могут думать по-другому. Да и часто думают. Их право. Мы как шеф-повары. А у каждого шеф-повара свой рецепт шоколадного торта. Хотя – все это в любом случае шоколадные торты. Какие-то могут быть чуть лучше других, потому что использованы другие ингредиенты. Но у всех у них будет вкус шоколада.
В хоккее все точно так же. И в тренерстве. Целей просто можно чуть по-разному достигать. Я верю в человеческое общение. Я верю в то, что должен быть близок с командой. Верю в то, что моя всегда для всех моих хоккеистов открытая дверь – это правильно, потому что хочу сделать их лучше. Они должны понимать, что у меня две больших цели: сделать так, чтобы каждый из них вырос как игрок, и чтобы мы выросли вместе как команда.
Многие великие хоккеисты пробовали стать тренерами. По какой-то причине у них редко получалось. Приведу один пример: когда я работал в "Атланте", нам помогал Берни Джеффрион. Берни Бум-Бум Джеффрион! Великий игрок, легенда. Мы часто с ним обедали, обсуждали тренерские дела. У него ведь не заладилось с тренерской карьерой. Он объяснял: "Я не мог тренировать. Не мог. Я знал хоккей как свои пять пальцев, прекрасно понимал его. Но не мог учить людей тому же". Его это очень расстраивало. Возможно, это фактор. Ну, и всегда ведь важно, кто тебя окружает. Мне с партнерами всегда везло. И с хоккеистами. Так что работать мне было легко.
– Почему вы не хотели быть тренером?
– Я работал на фабрике, которая находилась рядом с домом. И я думал, раз уж начал работать в 18 лет – так и отработаю всю свою жизнь. Меня это устраивало, мне все нравилось. Мой сын родился в 1985-м, мне тогда было 25. И тогда у меня, как у отца, появился план: через пару лет вывести своего сына на лед, который я заливал на заднем дворе. И заниматься с ним. Дочь чуть старше, она занималась фигурным катанием. В общем, я хотел быть обычным отцом. Водить их на большую ледовую площадку, когда она была открыта для всех, чтобы учить кататься. Как истинный канадец. Хоксбери – маленький городок. Фабрика была в полкилометре от дома в одну сторону, ледовая площадка – в полкилометре в другую. В общем, с двумя маленькими детьми я даже и подумать не мог о тренерстве. Заниматься с сыном, вырастить его, отдать в хоккейную школу, следить за его выступлениями за команду, учить его – это вот было по мне. Но мысли именно стать тренером никогда меня не посещали. Это подразумевает разъезды, а у меня же маленькие дети – как они без меня.
Хотя я с 18 лет постоянно принимал участие в летних тренировочных лагерях для детей. Как тренер. Потому что мне нравилось учить – эта любовь никуда не уходила. Занимался с вратарями – я же вратарь. Но это все-таки все было рядом с домом. В общем, проходил очередной такой лагерь, и ко мне подошел человек, который тренировал меня в детстве – в бейсбольной команде. Он был хорошим тренером. А еще – президентом местного клуба юниорской лиги. Сказал мне: "Мы только что наняли главного тренера, нам нужен тренер вратарей. И я подумал о тебе".
Мне было 27 лет, я играл за любительскую команду. И, чтобы играть за нее, проделывал двухчасовой путь по метелям, по снегам. Потому что она базировалась довольно далеко от Хоксбери. Всегда ездил с другом, с которым мы вместе играли по юниорам, чтобы было кому помочь в случае чего. Вы просто не представляете себе эти заснеженные обдуваемые всеми ветрами дороги. Друг не был женат, так что с удовольствием составлял компанию. Помню, как сказал ему: "Мы с тобой больные. Таскаемся за тридевять земель в таких условиях, когда разбиться на машине – проще простого. И все это – просто ради того, чтобы поиграть в хоккей, получить от этого удовольствие. Однажды точно разобьемся. Я ведь могу играть в более слабых лигах, зато в полукилометре от дома. Но еду в метель".
Тогда мне и пришла мысль, которую я ему высказал: "Если бы я мог помогать какой-то местной команде, то мог бы закончить играть сам, оставаясь при этом в хоккее. Рядом с ним. Хоккей был и остается моей любовью, и я не мог без него жить. Разве что в чуть другой роли". Это было зимой, а уже летом ко мне обратился тот президент местного клуба. Из моего маленького городка. Что я мог сказать – только "вау". Мне больше мне придется кататься черт-те куда. Так что я позвонил ему и сказал: "Я готов принять твое предложение, но у меня есть пара условий. Деньги мне не нужны. Платить мне не надо. Но..."
Тут надо объяснить, что на фабрике ветровых стекол одну неделю ты работаешь смену с полуночи до восьми утра, вторую с восьми до четырех, третью – с четырех до полуночи. И так по новой. А тренировки были в пять вечера. В общем, я поставил условие, что в неделю, когда я работал с четырех до полуночи – на тренировках появляться не буду. И не буду ездить на выездные матчи. Потому что хочу быть со своей семьей. Он согласился, мы ударили по рукам. Он был рад, я был рад, но даже тогда не думал о том, чтобы когда-нибудь стать главным тренером какой-либо команды.
С самого начала все в команде пошло плохо. Мы проиграли все предсезонные матчи. Это сейчас мне плевать на их результаты. Наполнение важнее. Оценить наработки и взаимодействие важнее. Откорректировать что-то – важнее. Чему-то научить парней – важнее. А тогда я не знал, что на поражения в контрольных играх не стоит обращать большого внимания. Правда, потом начался сезон, и мы проиграли первые его восемь матчей. Уже после четвертого, а проигрывали мы с треском – 1:10, 0:8 и все в таком духе, ко мне пришел президент клуба и сказал: "Парни в команде хотят, чтобы ты стал их главным тренером". "Что???", – только и оставалось мне ответить. У меня не было ни видения того, что делать на этом посту, ни желания на нем работать. Я наслаждался самим процессом, находясь в полукилометре от дома и занимаясь с мальчишками. Семья под боком, работа никак не страдает – разве не здорово? Для меня это было хобби. Не более того. Так что я сказал: "Нет. Я не тренер". Но после того разговора не спал всю ночь.
Шестой матч сезона. Мы снова проигрываем. Снова приходит президент и говорит: "Я уволю нашего главного. Ты должен занять его место". Я опять пошел в отказ. Отправился прямиком к нашему главному и сказал: "Мы должны начать побеждать. Иначе тебя уволят. И уже хотят". Так он не стал меня слушать. Я начал объяснять ему: "Это мой родной город. Я знаю тех, кто здесь живет. Это самый что ни на есть хоккейный город. И мы должны сделать хоть что-то. Поменять игроков, да что угодно, потому что если ничего не изменится – тебя уволят, а я не хочу быть главным". Он все равно не послушал меня. После восьмого поражения подряд президент пришел ко мне, а мы были достаточно близки, потому что я еще ребенком у него играл, и мы много лет были знакомы, хотя он намного старше, но еще жив. Так вот, он попросил оказать ему услугу. Я сразу сказал, что не буду тренировать. На что он спросил: "Ты же мне друг?". Я ответил, что да, он мне – "большой друг" (произнес по-русски – прим. "СЭ"). И тут говорит: "Первое – я уволил нашего тренера. Второе – я нанял другого, но он сможет к нам присоединиться только через две недели. Окажи мне услугу, поработай эти две недели. Помоги мне". Он врал. Но тогда я этого еще не знал. Он пообещал, что через эти две недели я вернусь к своим вратарям.
– Вы взяли отпуск на работе?
– Нет. Я просто поменялся сменами. Коллеги в возрасте не любили ночные смены, потому что ломался режим, и потом они не могли спать. Так что я запросто обменял неделю вечерних смен на неделю ночных. Дальше у меня была еще одна неделя ночных, но уже моя по расписанию. А потом – утренних. У нас тогда пришла пора выездных матчей. Я одевался, брал с собой рабочую одежду, костюм с галстуком и туфлями, еду и прыгал в автобус. После игр один из моих игроков забирал тот костюм и нес ко мне домой. А автобус выкидывал меня возле фабрики, куда я отправлялся на ночную смену. С утра – домой и – снова на арену. Весь сезон прожил в таком графике. Само собой, через две недели я спросил: "Где новый тренер?".
Президент ответил, что он попросил слишком много денег. И придется искать другого. "Но ты должен мне помочь, нельзя же бросать команду", – он повторял это много раз. А я все наивно ждал этого нового тренера, ждал. В общем, так он и не появился, но мы вышли в плей-офф! Это после такого кошмарного старта. Заняли восьмое место. Так что попали на команду, занявшую первое. И проиграли ей три первых матча.
И вот утро перед четвертой встречей. Мы играли в Хоксбери, и я сказал жене: "Это мой последний матч в качестве главного тренера. Мы наверняка проиграем". Я чувствовал, что уже ничем не могу помочь своим пацанам. Да, наша команда стала сильнее. Она прибавила. Я много чего пробовал. Но у меня совсем не было опыта. А наш соперник был объективно лучше.
Я все думал о своей семье. У меня была моя работа. И я смотрел на тот сезон как на услугу своему старому знакомому. Просто помощь, раз уж он не мог найти тренера. Я тратил время зря – старался быть лучше день ото дня, но все равно не представлял, что могу стать тренером.
Хорошо помню то утро. Завтрак с женой и детьми. Настрой, что мы скорее всего потерпим поражение. Слишком уж хорош был наш соперник. Я был уверен, что в тот день все закончится. А потом у президента будет целое лето, чтобы найти себе нового тренера. Ну а я вернусь к вратарям, займусь сыном, буду играть с ним в хоккей и получать от этого удовольствие – в общем, стану нормальным канадским отцом. Но во мне взыграло самолюбие. И когда я пришел на арену, сказал своему помощнику: "Я ненавижу проигрывать. Мы ни за что не сдадимся. Мы просто обязаны выиграть этот матч!".
Та игра – это Давид против Голиафа. Настолько они были сильнее. Но делать-то что-то нужно было. Так что я поговорил с каждым из своих хоккеистов с глазу на глаз. Не знал, чего ожидать, но парни так прониклись, были так мотивированы, что мы выиграли, забив победный гол где-то за минуту до конца. И та шайба – словно кто-то пришел на лавку и сделал мне укол, вколов тренерские способности. Я чувствовал себя так, будто выиграл Кубок Стэнли, хоть это и был всего лишь один победный гол, всего лишь одна игра, но она полностью изменила меня. Я понял, что могу, а главное – хочу тренировать! Да, в пятом матче мы отправились в Пэмбрук и проиграли. Сезон закончился. Но я с поговорил с каждым из своих игроков, когда мы вернулись, подвел какие-то итоги и к тому моменту – в своей голове – уже был готов уволиться с фабрики. Хотя это был огромный риск. Работа на фабрике приносила большие деньги. Работа тренером – чуть-чуть ("чуть-чуть" Хартли произнес по-русски – прим. "СЭ").
Мы сели с женой поговорить. Я сказал ей: "Я хочу тренировать. Наверное, я не хочу работать всю жизнь по ночам на фабрике. И мне кажется, что у меня получиться быть тренером". Моя жена стала сиротой в 12 лет. Потеряла и отца, и мать. Но я помнил своего тестя. Ему принадлежали сильные бейсбольная и хоккейная команды, когда он был жив. Так что она воспитывалась в спорте. Надеялся, что поймет меня. А она без сомнений сказала: "Давай. Пробуй. Я с тобой. Я тебя поддержу". У нее тоже была хорошая работа. Так что она была уверена, что у нас все будет в порядке.
Дней через десять после последнего матча я позвонил президенту и попросил о встрече. И первое, что ему сказал: "Не знаю, как твои успехи с поиском нового тренера, ты ведь давно его ищешь, но вот тебе мое заявление – я хочу, чтобы и мою кандидатуру ты рассмотрел". Он взял эту бумагу в руки, смял, выкинул и ответил: "Ты – мой главный тренер. Я ни с кем не разговаривал и никого не искал с тех самых пор, как уволил прежнего. Я знал, что ты сможешь тренировать, что у тебя получится. Потому что видел в тебе это еще с детства, когда был твоим тренером. У тебя есть нужные качества. Ты просто обязан тренировать. И я окажу тебе всяческую поддержку".
Он врал мне все это время. Но узнать об этом было здорово.
В НХЛ полным-полно лицемерия
– Какие качества, на ваш взгляд, наиболее важны для тренера? Умение мотивировать?
– Умение общаться. Если ты не умеешь общаться – никогда никого не замотивируешь. Но тут необходимо добавить, что у некоторых из хоккеистов, которых я тренировал, уже есть дети, играющие на профессиональном уровне. Я начал карьеру тренера в 1987 года. Больше 30 лет назад. И с годами рецепты и подход менялись. Люди меняются. И тренеру, чтобы быть актуальным, тоже нужно соответствующим образом меняться. Становиться лучше, учиться новым вещам, учиться понимать молодежь.
Каждым летом я провожу большой лагерь для детей и подростков в Пенсильвании. У меня там ребята от 6 до 17 лет. Приезжают отовсюду – из Латвии, из Швейцарии, из Украины, из Канады и США. 20 лет назад никто не привозил с собой мобильные телефоны. И никаких правил их использования у меня не было. Сейчас же первое правило моего лагеря касается того, когда и где разрешается пользоваться телефоном. Соцсети, технологии – все это очень сильно изменило тренерское искусство. Когда я начинал, мы использовали видеомагнитофоны размером с тумбочку с огромными видеокассетами. И изучить что-либо – занимало многие часы. Сегодня я двумя кликами за пару секунд могу вызвать на экран любой фрагмент матча. Сколько появилось новых инструментов для того, чтобы еще лучше тренировать – это просто фантастика. И если говорить всему этому "нет", ты не то что даже не помогаешь себе – не помогаешь своей команде.
Единственное, что во мне точно не изменилось с 1987-го, если говорить о работе тренера – дело никогда не во мне, и я делаю все не для себя, а для команды. Я могу быть лидером, но дело не в моем личном успехе. Если мои ребята достигают успеха – это успех клуба. Я всегда говорил всем своим игрокам: "Если вы побеждаете, побеждаю и я". Никак не наоборот. Проигрываете – проигрываю и я. Тут важно донести, что мне важен их успех. А не свой.
– В России невозможно представить успешного главного тренера, никогда не игравшего в хоккей профессионально. В Канаде таких много. Некоторые даже до CHL и ее предшественников не добрались. Пэт Бернс, Скотти Боумэн, Майк Бэбкок, Барри Тротц, Кен Хичкок, Джон Купер, и список можно еще долго продолжать, это только самые значимые имена.
– Не стоит думать, что это на что-то влияет. Не знаю, как с этим обстоит дело в России, но за океаном очень многое зависит от того, попадаешь ты в нужное время в нужное место или нет. Причин успеха или неудачи может быть огромное количество. Тренеры всегда под огнем. И скольким из них, прямо сейчас работающим во многих профессиональных и молодежных лигах, по сути не позволяют тренировать. Менеджеры не дают им такой возможности. Менеджмент, владельцы говорят им: "Такой-то парень должен играть. И такой-то должен. Там-то и там-то. А такой-то и такой-то – не должны играть". Ну и о каком тренерстве может идти речь?
Я командный человек, но если мы хотим, чтобы хоккеисты играли, журналисты – писали, и все в целом качественно выполняли свою работу, тренерам должны позволять тренировать. А не действовать по указке. Не знаю, в деньгах дело или в давлении, но точно знаю, что вокруг каждого тренера сейчас очень много людей, вмешивающихся в их работу. И если ты не следуешь указаниям – тебя увольняют. А большинство тренеров зарабатывает себе на жизнь только этим. И не хотят терять работу, становясь куклами. Правда, если результата они при всех указаниях не дают – их все равно увольняют. Возвращаясь к вами сказанному – есть крутые тренеры, никогда не игравшие в профессионалах. Есть крутые из тех, кто играл.
Может быть, тех, кто играл, иногда подводит то, что они сразу становятся ассистентами где-нибудь в АХЛ. А то и в НХЛ. И не проходят все возможные стадии на пути к Национальной хоккейной лиге, набираясь по ходу дела большого опыта. Где я только ни тренировал. Если ты не был профессионалом – тебе приходится взбираться по очень длинной лестнице. Если был – она будет значительно короче. А то и совсем короткой. Но поможет ли это тебе – большой вопрос. Да, ты знаешь игроков, знаешь лигу, знаешь то, знаешь се, но весь твой опыт – это опыт работавших с тобой тренеров. А своего-то и нет.
Если ты не был профессионалом – допускаешь ошибки, пока тренируешь юниоров. Допускаешь ошибки где-нибудь на уровне фарм-лиг. Но если ты достаточно умен – каждая ошибка будет тебе уроком. И принесет большую пользу. Это не значит, что на уровне НХЛ ты не будешь ошибаться. Еще как будешь. И лично я не боюсь ошибаться. И не хочу, чтобы мои игроки боялись ошибок.
– А у вас-то были такие ситуации, когда приходит менеджер и говорит, что такой-то игрок должен играть там-то?
– Конечно, были. Это повсеместная практика. Мне-то еще повезло поработать с хорошими людьми. У меня хорошие воспоминания от моих генеральных менеджеров. С какими-то приходилось сложнее, с какими-то – легче. Но они были честны со мной. И я понимал, что владельцы оказывают на них давление, а они, в свою очередь, – перекладывают его на меня. Бывает еще и так, что тренеры потом перекладывают это давление на игроков. И это очень плохой вариант. Причем для всех. Но не все это понимают. Я же говорю – важны люди, с которыми ты работаешь, которые тебя окружают. Правда, в свое время, когда я был молодым тренером, мне не приходилось выбирать. Мне нужно было платить по счетам. Нужно было иметь возможность сказать семье, что у нас все будет в порядке. Что будут деньги на школу. Что будут деньги на занятия хоккеем. Что будут деньги на занятия фигурным катанием. И, конечно, я подчинялся тем или иным указаниям.
Но даже и так – я вспоминаю свою карьеру и говорю себе: пусть черные дни и встречались, хоккей все равно был очень добр ко мне. Хоккей подарил мне жену. Я встретил ее, играя вместе с ее братом. Я много чего добился. У меня все в порядке в бизнесе – и тоже благодаря хоккею. Благодаря ему я объездил множество стран, познакомился с отличными людьми. Как бывшему работнику фабрики ветровых стекол из 10-тысячного городка – мне очень трудно жаловаться на жизнь. Я ей наслаждаюсь.
– И все-таки. Приходит к вам генменеджер и говорит: дай столько-то игрового времени условному Сэму Беннетту. Ваши действия?
– Это – не проблема, если это разовая акция. У меня есть босс. Он хочет, чтобы я дал шанс молодому хоккеисту. Почему нет? Сезон длинный. Пусть покажет себя. Возможно, это даже пойдет на пользу команде. Но если не покажет – я приму соответствующее решение по нему. Это разумно, и так обычно и бывало. Но я знаю, как обстоит дело в некоторых клубах. Там такие вещи на каждодневной основе. Тебе буквально рисуют состав от начала и до конца. Говорят, что те-то должны играть столько-то, те-то столько-то, те-то выходят в таких ситуациях, те-то в других. Меня от такого коробит. Мне такая "работа" не нужна от слова совсем. Это уже не тренерство.
– Подождите, речь про НХЛ?
– Разумеется. Но не только про нее.
– Много раз приходилось слышать от хоккеистов, игравших за океаном, о лицемерии.
– В НХЛ полным-полно лицемерия. Оно повсюду. Урок, который я хорошо усвоил, и речь не только о хоккее, а о профессиональном спорте как таковом: парни на больших должностях хотят побеждать, но их главный приоритет – выжить. И нет ничего важнее выживания. Они сделают все, чтобы выжить, чтобы сохранить должность. Но я, будучи тренером, честно могу сказать: каждое решение, что принимал за свою карьеру, было направлено на то, чтобы сделать лучше для своей команды. Для команды, а не для Боба Хартли. Ты должен был честен к хоккею, чтобы он был честным к тебе. И всегда старался принимать правильные решения.
Да, они не всегда срабатывали. Но это нормально. В такие моменты я предпочитаю обмениваться мнениями с моими партнерами. Я не выпячиваю себя – у меня всегда есть тренерский штаб. Я взываю к дискуссии. Кто должен играть в этой тройке и почему – хочу знать их мнение. Опросишь одного, второго, третьего – и у тебя несколько честных решений. Тем самым шансы на правильное решение только растут. Так я и работаю. Я столько всего видел в хоккее. В стольких лигах. Общался с огромным количеством коллег и хоккеистов по всему миру. Хоккей сам по себе не является прекрасной игрой. Такой его делают окружающие его люди. Или наоборот – не делают. Но я все равно люблю каждый момент, каждое событие.
Карьера – это книга, а новый день – новая страница. И я смотрю, где нахожусь сейчас в 59 лет. Я очень рад, что мне посчастливилось встретить столько людей, поработать со столькими специалистами и игроками. Они поддерживали меня, принимали на работу, давали шансы делать то, что я люблю больше всего, – тренировать. Был ли каждый день в моей карьере идеальным? Нет, конечно, но такова жизнь. И так в любой работе. Посмотрите на полицейских, пожарных, военных. Я не чувствую давления, потому что какое уж тут давление. Всегда говорю себе, если что-то пойдет не так – ничего страшного. А вот те ребята, полицейские, пожарные, военные, они целуют с утра своих детей, свою жену, уходят на работу, но могут не вернуться к ужину. А я – я всегда вернусь.
Ну, бывает и по-другому. 7 сентября… Мой хороший друг Брэд Маккриммон, работавший со мной в "Атланте" – он очень хотел стать главным тренером. И тогда, в 2011-м, он возглавил "Локомотив". А я – "Цюрих". Мы плотно общались тогда. И они приехали на сборы в Швейцарию. У "Локо" тогда была одна из лучших команд в КХЛ. Если не лучшая.
– Это точно.
– Брэд – прекрасный парень. Помню, только закончил тренировку с "Цюрихом", и тут мне по скайпу звонит сын: "Папа, ты слышал? В России разбился самолет". Спрашиваю, почему он говорит об авиакатастрофе в России. А он: "На борту была хоккейная команда. Из КХЛ". Я был в шоке. Он добавил, что ни в чем не уверен, потому что это только что произошло, но вроде бы это была команда мистера Маккриммона. После этого я начал узнавать новости… Для меня Брэд был большим другом. И я его потерял. Я потерял хоккеиста в автокатастрофе в "Атланте" – Дэна Снайдера (в 2003 году он ехал в машине вместе с Дэни Хитли, когда она врезалась в столб на скорости 130 км/ч. Хитли отделался переломом челюсти, а Снайдер попал в кому и скончался, не приходя в сознание. – Прим. "СЭ").
Когда я работал в "Херши" в АХЛ, на нашей скамейке перед предматчевой раскаткой умер волонтер… Умер от сердечного приступа. Я первым выходил на лед, сразу его увидел лежащим и направился к нему… Он умер у меня на руках. Я каждый день приходил к Снайдеру в больницу. И тут еще Маккриммон. Который готовился к дебюту в роли главного тренера на следующий день. Когда все это случается, тебе словно приходит сообщение – и как тренеру, и как человеку. Проигрывать матчи – не очень весело. Но после таких кошмаров ты хорошо понимаешь, что на этом мир не заканчивается.
– Когда вы собрались работать в России, вас пугала та катастрофа.
– Безусловно. С кем бы я ни говорил из хоккеистов, хотя в большинстве случае самые большие опасения выражали жены, всех это пугало. Я говорил с многими. Кто-то даже рассказывал, что некоторые команды до сих пор летают на винтовых самолетах. Ты ведь хочешь работать, заниматься хоккеем. А не задумываться о том, долетишь ты куда-то или нет. О России вообще много плохого говорят и пишут за океаном. Про медицину, про еду, про невыплаты зарплат, про то, про се. И когда твоя семья читает что-то подобное, у них только один вопрос возникает: "Ты с ума сошел? Зачем ты туда отправляешься?".
Когда я договорился с "Авангардом", мне поступило множество звонков. Чего только ни говорили. Звонили люди из моего родного города. Они видят, как расстраивается моя компания. Что у меня все хорошо. "Ты выиграл Кубок Стэнли. Тебе точно это нужно?", – такие были вопросы. Я отвечал, что хочу выиграть Кубок Гагарина. Когда я в сборной Латвии начинал работать – у меня ведь спрашивали: "Зачем тебе эта непонятная слабенькая команда из маленькой страны?". Я поехал туда, познакомился с прекрасными людьми, узнал, что там есть классные хоккеисты. Выиграет ли Латвия когда-нибудь золото чемпионата мира? Кто ж его знает. Но я знаю одно: эти ребята будут пробивать стены головами и шагать через огонь, защищая честь своей страны. Которой они гордятся. И это было здорово. Швейцария – это, конечно, другое. Там ты как на курорте. Помню, как выходил в эфир RDS и говорил, что чувствую себя туристом. Ездишь на автобусе по живописной местности, фотографируешь все вокруг. Озера, водопады, все такое. Я словно был в отпуске. Но все равно – как же здорово было в Латвии.
Повторюсь, родители всегда говорили мне, не суди по тому, что слышишь. Если кто-то говорит, что такой-то человек плохой – удостоверься. Дай ему шанс. И суди по тому, что видишь. И мне очень нравится то, что я наблюдаю в России. Отличная страна. Мне еще предстоит ее изучить, потому что мы мало где были, но я уверен, что будет здорово. Я сходил в Кремль, ознакомился с историей. Это было круто.
КХЛ максимально приближена к НХЛ
– Ваш вратарь Игорь Бобков говорит, что вас многое удивляет в России.
– Если честно, КХЛ максимально приближена к НХЛ. Нет ничего ближе. Какие-то вещи, конечно, можно в ней улучшить, но это не мое дело – мое дело тренировать "Авангард".
– А Швейцария?
– Сравните размеры. Тут такие расстояния, которые швейцарцам не снились. И сопутствующая логистика намного сложнее. Смена часовых поясов, куча других аспектов. Ты садишься и делаешь подробнейший план на месяц вперед – по тренировкам, по переездам, по еде, по всему. Прорабатываем детали, чтобы выгадать команде пару лишних часов сна или отдыха. Скажем, вылетать с утра, а не в ночь, если это удобнее. Тут практически такие же разъезды, как в НХЛ. Даже круче. И поэтому нужно еще большее внимание деталям. Но главное – чтобы все эти детали шли на пользу нашим игрокам.
Если вы хоккеист и собрались в НХЛ, то нет лиги лучше для подготовки к ней, чем КХЛ. Уж поверьте мне и моему опыту. Тут все очень похоже. Множество уникальных для этих двух лиг сложностей. Высокий уровень конкуренции. Уровень лиги, ее калибр – это очень близко к НХЛ. Я смотрю все матчи, что успеваю посмотреть.
– Сколько часов в день вы тратите на это?
– У меня дома работает только один канал, который почти всегда включен – это КХЛ ТВ. У меня есть подписка на КХЛ. Так что и на компьютере смотрю. Делаю пометки. Прихожу на арену, смотрю на свою команду, разговариваю с игроками, делюсь с ними наблюдениями. Всех, кто доходил до второго раунда плей-офф в последние два года, я неплохо изучил. В прошлом сезоне в это число неожиданно вошел "Трактор". Так я узнал о существовании Кравцова. Большой талант. И ведь в лиге очень много талантливых парней, способных играть в НХЛ. Потому и говорю, что нет ничего ближе.
– Возвращаясь к теме взаимодействия генменеджеров и тренеров: я плохо себе представляю Максима Сушинского, подходящего к вам и говорящего: ты должен поставить условного Манукяна во вторую тройку.
– Это даже интересно будет. Мы же одна команда. Я нередко спрашивал генеральных менеджеров, что они думают по тому или иному поводу. Потому что они дают взгляд со стороны. Не участвуя в тренировках, не участвуя в разборах, не присутствуя в тренерской. Тут дело ведь в том, что кто-то делает это, чтобы помочь, а кто-то – чтобы сохранить свою работу. Когда я встретился с Александром Крыловым и Максимом в Копенгагене, то сказал им, как собираюсь работать. У меня большой опыт за плечами, мне много лет. И я понимаю, что в КХЛ в некоторых командах есть свои внутренние правила. Но я сразу сказал: если вы собираетесь мне указывать, каким должен быть состав – я вам не подойду. Мне не нужно, чтобы все решения оставались за мной. Наоборот, мне нужно, чтобы мы работали как команда. Если вы хотите совместно со мной сделать "Авангард" топ-клубом – я за.
И мы все поняли друг о друге за какие-то пять минут. Они высказывают идеи, я прислушиваюсь. Мы работаем слаженно. Максим – отличный в прошлом хоккеист, а сейчас успешный бизнесмен. Александр немножко рассказывал о своей роли в "Газпроме нефти". Они встречались со мной не для того, чтобы проигрывать. А чтобы побеждать. Совпадали ли наши цели, наши ощущения – я сразу почувствовал, что да. Все, о чем мы говорили – оно существует. И, к сожалению, многим тренерам действительно не дают тренировать. Но многим – вполне себе дают. И это то, чего я хотел. Но мы с руководством – команда.
Буквально пару дней назад Максим вышел из тренажерного зала, я подозвал его и говорю: "Посмотри, вот мой новый состав. Я сделал несколько изменений, потому что не видел должной "химии" в прежних сочетаниях". Он посмотрел и сказал, что ему нравится. Вот так мы и работаем. Так и должны работать. Это правильно. Это здоровая ситуация. В конце концов, он мой босс. А я всегда уважительно отношусь к начальству. Просто мне повезло – в меня верили и поддерживали всю мою карьеру. Когда менеджмент и тренер на одной волне – это ключ к успеху. А вот когда они не работают вместе – игроки это чувствуют. И начинаются нелады. Команда начинает разделяться. Начинается раздрай. И это ни к чему хорошему не ведет. Атмосфера должна быть здоровой, чтобы достичь успеха. Тебе не надо каждый день соглашаться с начальством. Да ты и не будешь, всегда будешь приводить аргументы, взгляды всегда будут отличаться. И это нормально.
У тебя два вратаря, но только одни ворота. Сразу двоих ты не можешь туда поставить. У тебя семь защитников, но на льду может быть только два. У тебя 13 нападающих, но на льду только три. Есть бригады, бригады меньшинства, но они тоже ограничены количеством. Есть парень, который сидит на лавке. Есть 3-4, которые сидят на трибунах. Говоря себе, да и агенты им это говорят, и жены, и мамы, что они лучше тех, кто на льду. Что их тренер не прав. Журналисты напишут, что тренер не прав, он должен выпускать в большинстве этого парня. Но это же игра. Это же хоккей. Если ты убиваешься по таким вопросам – ты зря вообще начал тренировать. Надо проще относиться. Если принимать все слишком близко к сердцу – долго не проживешь. Надо наслаждаться жизнью.
Игорь Еронко, "Спорт-Экспресс"
