7.9.11. Самый черный день в истории хоккея. Один из любимцев ярославских болельщиков – второй защитник-бомбардир за всю историю чемпионатов страны, а ныне хоккейный эксперт Александр Гуськов в День памяти «Локомотива» дал интервью «Советскому спорту».
– С какими чувствами вспоминаете погибшую команду?
– Конечно, все скорбят. Всех ребят можно вспоминать только хорошими словами, по-другому просто быть не может. Ведь даже повода никогда не было о ком-то их думать плохо или говорить. Такой команды больше никогда не будет. Эти ребята навсегда в наших сердцах. Я думаю, что все болельщики, вся страна до сих пор с ужасом вспоминают трагедию.
– Вы были частью той команды, которая последний раз выходила на лед в КХЛ. Чем запомнилось окончание сезона-2010/11?
– Поражение от «Атланта» в полуфинале стало для нас, как будто бы крахом. Мы были убиты эмоционально. Никто не ожидал такого развития событий. Мы очень хорошо готовились по ходу сезона, поэтому когда вышли на «Атлант», не то чтобы потирали руки… Но никак не предполагали, что все вот так закончится. Получается, что плей-офф мы провалили.
– После того сезона вы перешли в ЦСКА. Вам было жаль покидать «Локомотив» или рассматривали этот шаг, как новый вызов в карьере?
– В тот момент мне пришлось перейти. Клуб не стал продлевать со мной контракт, и я прекрасно понимаю, почему. Это был лучший регулярный сезон в моей карьере, но при этом абсолютно худший плей-офф.
– У вас есть понимание, почему так вышло?
– Объяснений у меня нет. Все как-то само собой произошло. Когда наступил плей-офф, я просто не узнавал сам себя. Понимал, что у меня ничего не получается, но не мог найти причины. Из-за этого показывал плохую игру.
– С кем из той команды вы больше всего дружили?
– Дружил со многими. Такого не было, что постоянно с кем-то одним общался. В Ярославле вообще отличная атмосфера – как в городе, так и в команде.
Да, быть может, чуть больше я общался с Ваней Ткаченко, потому что знал его лучше других. Мы с ним еще в 90-х пересекались в одной команде. Был такой клуб – «Мотор» из Заволжья, вот мы там играли. Потом жили практически на одной лестничной площадке. В этом же доме жил Йозеф Вашичек и другие ребята, ходили друг к другу в гости, когда захотим.
Коллектив у нас был очень сплоченный, дружили семьями, собирались вместе где-то поужинать, пообедать. Добрые отношения были с каждым из ребят.
– Вы возвращались в «Локомотив» после трагедии. Чувствовалось, что город и арена изменились?
– Было чувство, что люди хлопают, болеют, кричат, живут хоккеем… Но в душе они помнят ту команду и, может быть, где-то не до конца выплескивают эмоции. Все-таки для города и болельщиков это был серьезный удар. Создавалось ощущение, что болеют как-то осторожно, что ли…
Вот есть день траура, когда убирают все развлекательные программы, вот так и у болельщиков – они в глубине души очень сильно переживали эту потерю и не могли позволить себе поболеть на арене на полную. Они помнили своих ребят и представляли их на площадке.
– Вам не кажется, что со временем эту трагедию стали воспринимать менее остро?
– Забывается практически все. Кто был дальше от ребят, может и забывает постепенно об этом. А у тех, кто был близок к ним, это боль утраты останется на всю жизнь. Но я бы не стал никого в этом винить. Это их право, их жизнь. Все родные, близкие, кто стоял с ребятами плечом к плечу, будут помнить их всегда.
– Места памяти в Ярославле посещаете?
– По мере возможностей стараюсь приезжать. Когда я приезжаю в Ярославль, всплывает масса положительных воспоминаний, но есть этот черный день.
Трагедия дает о себе знать, поэтому чувства внутри смешиваются.
